Эпизод 15
- Собеседник
- Искандер Саитбатталов
- Специальность
- кандидат филологических наук
- Университеты
- Стамбульский университет, Кыргызско-турецкий университет Манас, Тегеранский университет, Университет Шарджи
- Дата
- 17 сентября 2024
- Ссылки на аудио
- Mave, YouTube, VK, Apple Podcasts, Яндекс.Музыка
Анонс
Искандер Саитбатталов об университетах на Востоке 🇹🇷 🇮🇷 🇦🇪
Что растет на территории кампуса? Как одеваются сотрудники университета? Есть ли внутри надписи на английском? Бывают ли звонки? Сколько длится пара?
Встроенный плеер
Пересказ
В подкасте обсуждается тема восточных университетов, их сходство и различие с западными аналогами. Кандидат филологических наук Искандер Саитбаталов делится своими впечатлениями о университетах Турции, Ирана и Объединенных Арабских Эмиратов, посещённых им в рамках различных миссий. Он отмечает, что, несмотря на кажущееся сходство моделей организации, существуют важные различия в управлении, атмосфере и степени открытости для внешнего мира. В частности, турецкие университеты, особенно Стамбульский, характеризуются большей автономией и сплочённостью академического сообщества, в то время как университеты ОАЭ находятся под сильным влиянием правительства. Иранские университеты, по словам Саитбаталова, являются государственными структурами, интегрированными в систему подготовки кадров. Обсуждается также вопрос открытости университетских пространств, языковая политика, особенности организации учебного процесса (отсутствие пар, длительность занятий) и культурные аспекты университетской жизни. В заключение затрагивается вопрос о различиях в качестве научных исследований в гуманитарных областях на Востоке, в частности, в области русистики и тюркологии, связываемые с историческими и политическими факторами, а также с уровнем погружения ученых в актуальный контекст.
Транскрипт
Участники: Искандер Саитбатталов, Борис Орехов
[00:00:08.820] — Борис Орехов
Сегодня мы беседуем с кандидатом филологических наук Искандером Расулевичем Саитбаталовым. Искандер Расулевич, ну вот про восточные университеты хотелось немножко поговорить. Это немножко странно, потому что университеты – это ведь изобретение западного мира. Но почему-то они как-то были экспортированы западной цивилизацией в разные части света. И вот как раз историк университета Павел Юрьевич Уваров говорит, что нет такого места на Земле, где бы не было университетов сейчас. И вы видели их по нашим меркам в экзотических местах, в том числе, как я понимаю, в Иране.
[00:00:44.751] — Искандер Саитбатталов
Здравствуйте, Борис Валерьевич. Да, действительно, хотя разговор об университетах Востока, конечно же, может быть предварён очень долгими рассуждениями о том, что есть Восток, что есть Запад, какие образовательные модели откуда были экспортированы, потому что на звание самых старых университетов претендует и Каирский Аль-Азхар, и Марокканский Карауин, хотя, конечно, в конечном итоге те университеты, которые мы сегодня знаем в странах, условно говоря, не-Запада, они действительно возникали на волне всякого рода модернизации по европейскому образцу в XIX, начале XX, иногда даже во второй половине XX века. И мне в рамках разных миссий, в рамках разных рабочих операций случилось действительно познакомиться с деятельностью университетов в трех странах с преимущественно мусульманским населением. Мне удалось побывать и даже провести одну лекцию и одно практическое занятие в Стамбульском университете в Турции, побывать на курсах повышения квалификации в Тегеранском университете в Иране и побывать на научно-образовательной стажировке в университете Шарджи в Объединенных Арабских Эмиратах. И здесь надо сказать, сразу отметить, что с точки зрения модели организации, с точки зрения своего видения себя изнутри и структуры, университеты, находящиеся в восточных странах, ничем таким специфически восточным, экзотическим на самом деле не обладают. То есть это такая вполне узнаваемая, вполне понятная нам система.
[00:02:23.636] — Борис Орехов
Я думаю, это на первый взгляд только так. И, если разбираться, то выяснится как раз именно в силу того, что системы похожи, что в деталях наверняка разницы очень много. С чем ассоциируется Восток? Это с некоторой такой жесткой иерархичностью, что вот есть падишах-император, а есть его подданные, которые ему беспрекословно подчиняются. Для нас эта система тоже более-менее привычна. Мы считаем, что ректор – это какая-то такая особенная фигура. А вот, например, в университетах Запада, наоборот, более горизонтальные связи. Сама фигура ректора выборная и другие управляющие узлы в этой системе тоже получаются из обычных людей, скажем так, из преподавателей просто путем выбора. Вот может быть система управления на самом деле на Востоке восточная?
[00:03:13.391] — Искандер Саитбатталов
Здесь нужно отметить, что, опять же, такого единого, абсолютно монолитного и на нас не похожего Востока, его как такового нет. И в разных странах реализуются разные модели и реализуются разные позиции. То есть Стамбульский университет и вообще университетская среда Турции, но прежде всего Стамбульский университет – это такой образец, оплот и форпост, пожалуй, того, что принято называть автономией университетов, то есть ректор выбирается самим коллективом и, соответственно, да, ему все подчиняются, конечно, его все уважают и так далее, но какие-то мелкие локальные решения могут быть приняты и, собственно, помимо его фигуры, то есть, скажем, на мой визит в Стамбульский университет большее влияние, на его организацию, оказало личное знакомство с соответствующими сотрудниками двух входящих в его состав институтов, чем письмо от нашего международного отдела господину ректору. Хотя ректора мне потом издали показали на церемонии открытия академического года. И, соответственно, в Турции академическое сообщество в целом, университетское сообщество, оно такое очень сплоченное, достаточно закрытое и в меньшей мере, скажем так, подвержено влияниям со стороны власть придержащих. Что касается Объединенных Арабских Эмиратов, то там ситуация несколько другая. Университет такая символически двуглавая структура, то есть есть президент, есть тот, кого в переводе на русский язык называют ректором, по-английски chancellor. Соответственно, оперативной деятельностью университета руководит вот этот вот ректор-канцлер, а должность президента занимает фактический правитель Эмирата, будущий эмир. И, соответственно, там он занимает позицию скорее не того, кто формирует некую атмосферу, некие общие векторы и так далее, а такую дающую руку. И, наконец, в Иране университеты государственные по большей части, и, соответственно, они достаточно строго встроены в систему подготовки кадров, создания, выковывания будущего Исламской Республики.
[00:05:33.676] — Борис Орехов
То, что похоже на нашу систему, с кузницей чиновничества, о чем мы как раз говорили на нашем подкасте, в том числе с Рустемом Вахитовым, о чем написана его книжка, что университет в модели отечественной – это не тот же самый университет, что в Европе, где это действительно некоторая автономная научная организация, а что это просто некоторый способ образования для чиновников. А вот вы сказали про атмосферу, и это, конечно, самое интересное, потому что про модели управления университетом, про систему образования, наверное, можно где-то прочитать, но ощутить атмосферу можно, конечно, только на месте. И про это нужно расспрашивать как раз в первую очередь очевидцев. Ну вот мне кажется, что на атмосферу во многом влияет то, насколько вообще пространства университета открыты миру. Ну вот, например, насколько можно простым образом, не получая специального пропуска или чего-то подобного, попасть в университет? Ну, что касается Стамбула, то вы сказали, что это закрытое сообщество, но в то же время все мы знаем, что Турция это на Востоке такой форпост вестернизации в принципе. Поэтому я бы предположил, что в Турции как раз в университет попасть можно человеку со стороны. Так ли это?
[00:06:54.232] — Искандер Саитбатталов
Здесь нужно, говоря об университетах Турции, пожалуй, понимать, что есть несколько ведущих университетов, можно очень отдаленную параллель провести с МГУ, СПбГУ и Вышкой, наверное, в России, которые существуют издавна и регулируются особым законодательством. То есть для Стамбульского университета есть специальный закон, который регулирует его деятельность, и Стамбульский университет, он имеет два кампуса, старый, который находится прямо в историческом центре города, и он рассыпан по городу, то есть примерно вот в районе между мечетью Беязыт, мечетью Сулеймание, знаменитыми такими туристическими достопримечательностями, вот между ними и чуть-чуть подальше, вот там вот находится такой разбросанный, рассредоточенный кампус с разными факультетскими зданиями, ректоратом и так далее. И, соответственно, все эти здания не окружены каким-то забором, в который попасть невозможно и так далее. И, соответственно, пройти туда, буквально пройти туда с улицы, не имея определенной цели, будет достаточно сложно все-таки. Но проходить внутрь здания без сопровождения, будучи в состоянии объяснить, кто ты и куда идешь, в принципе, вполне возможно. То есть где-то на третий день пребывания в Стамбульском университете меня уже перестали водить за ручку в нужное мне здание, потому что, ну, более или менее стало понятно, и какой-то такой вот вайб, как общаться с охранниками, так, чтобы тебя пропустили, в принципе, был уловлен. Но более распространенная модель турецкого университета, особенно в регионах, это университет с большим закрытым кампусом где-то на окраине города. То есть это такой вот отдельный мир, окруженный стеной, иногда символической, иногда вполне физической, в котором кипит своя совершенно отдельная от окружающего сообщества жизнь. Такой кампус я видел, как это ни странно, в Киргизии, в Киргизско-Турецком университете Манас в прошлом году в Бишкеке. То есть там полностью воссоздана и атмосфера, и архитектура, и полностью вся инфраструктура такого классического турецкого кампуса. То есть очень большой такой квартал земли на окраине города, непосредственно в котором находятся несколько многоэтажных зданий общежитий, штук 9 корпусов с разными факультетами, офисный корпус, библиотека отдельно стоящая и так далее, вплоть до чайного сада и не мечети на входе. Собственно, первое, что я увидел, когда нас только подвозили к кампусу, увидел мечеть в османском стиле и подумал: кто тут такое построил? Оказывается, она в университете. То есть здесь есть два таких подхода. Стамбульский университет и другие некоторые большие и уважаемые стамбульские, прежде всего, университеты, они растворены в городской среде и открыты. Университеты региональные и зарубежные это такие закрытые даже физические сообщества, пройти туда можно, гулять по территории кампуса можно, но все-таки ты ощущаешь, что ты вне городского пространства, а в каком-то таком особом специальном, специально структурированном мире.
[00:10:07.068] — Борис Орехов
Вот как раз вы упомянули про университет, возможно его можно так называть, хотя тут есть разные терминологические сложности, который расположен в Марокко, и речь о том, что один из как раз параметров его сравнения с университетами в других частях света, что туда нельзя попасть, если ты не являешься обучающимся там. Ну и вообще он довольно сильно завязан на теологическую историю, и поэтому, наверное, туда и не мусульманам тоже попасть сложно, как, скажем, в Мекку, например. А вот в университете в Объединенных Арабских Эмиратах я довольно свободно попал на кампус. Правда, это университет не природный местный, а университет Нью-Йоркский в Абу-Даби, поэтому там в этом смысле режим был устроен гораздо более щадяще. Но когда я представляю себе университет в Тегеране, мне почему-то… визуализирую этот образ, мне почему-то представляются как какие-то большие такие пространства, замощенные плиткой, где вот очень разреженным образом стоят какие-то здания, которые при этом своим фасадом призваны тоже воплощать какую-то официальность. Это совершенно ложный образ? Или в этом что-то есть?
[00:11:24.137] — Искандер Саитбатталов
В этом кое-что есть, но в целом этот образ не совсем точный. То есть Тегеранский университет, он находится внутри города, он, правда, не в самом центре, а чуть-чуть на окраине. Он имеет достаточно большой такой кампус за вполне проходимым заборчиком, и здания, на самом деле, разделены или соединены не большими площадями, мощенными плиткой, а они окружены такими садами с какими-то хвойными такими деревцами, и там можно вполне очень приятно гулять, между занятиями. Правда, есть риск небольшой изжариться, если это будет происходить летом. И, соответственно, университетская архитектура в Иране, вот насколько я видел Тегеранский университет, она вполне такая щадящая и менее монструозная, чем в некоторых российских городах и регионах. То есть, институт или факультет международных отношений, где мы в основном находились, это такое здание, где-то пятиэтажное, наверное, здание с симпатичным розовым фасадом и скромной надписью с названием самого института. Причем, да, по-персидски, если переводить буквально, этот институт называется Институт исследований мира. То есть, такая вот открытость миру и некоторая глобальность. И со входом, насколько я знаю, каких бы то ни было проблем нет, потому что на занятия, которые проводились для нас в рамках курса повышения квалификации, достаточно свободно проходили и желающие изнутри университета, и даже, в принципе, какие-то русские ребята, которые просто учились в Тегеране и решили посмотреть на российских ученых, которые сюда повышать квалификацию приехали. То есть открытость, она такая достаточно, ну, вполне открытая. Что касается университета в Шардже, где мы были, то первые два раза нас проводили мимо постов, но в принципе там как таковой даже и вахты в нашем понимании и проходной в главном корпусе нет. То есть некие секьюрити, охранники, конечно, присутствуют и более того бдят, но включаются они в процесс только когда люди, явно не вписывающиеся в пейзаж, начинают там проходить куда-то в сторону ректората. Но с Шарджей история несколько другая. Дело в том, что там очень разделены функционально пространства внутри города, поэтому все университеты Шарджи просто находятся на отдельной такой прилегающей друг к другу территории, которая называется University City. И, соответственно, вот там пространство между аэропортом и какими-то промышленными зонами, оно красиво распланировано и в едином стиле застроено этими самыми кампусами разных университетов. И, соответственно, там, опять же, жизнь университетов и студенты, скажем, и преподаватели, они несколько изъяты из городской среды, потому что они находятся там далеко, в своем University City, и оттуда просто физически сложно выбраться.
[00:14:26.895] — Борис Орехов
Вот, кстати, мне кажется, что упомянутая вами история про надписи, она тоже довольно сильно влияет на атмосферу. Сама навигация внутри вот этих университетских пространств, есть ли такое, что она, например, дублирована по-английски, или там все написано на местном языке? Я бы ожидал, что, например, в Турции будут писать и по-турецки, и по-английски, а, например, в Тегеране будут писать только по-персидски. Но здесь интересно даже не столько двуязычие, сколько то, отличается ли в этом смысле университет от города. То есть там так же или по-другому?
[00:15:05.249] — Искандер Саитбатталов
На самом деле здесь на навигацию, ее характер и языки влияет очень сильно законодательство. То есть турецкое законодательство, оно очень жестко регулирует использование в официальных пространствах разных языков. Поэтому как раз в Стамбульском университете, правда, я был в трех всего лишь зданиях, все из которых были так или иначе связаны с тюркологией. В Стамбульском университете надписей не на турецком нет. Там, ну, потому что университет — это оплот государственности, филфак — это уж особенно, конечно, оплот всего турецкого, и соответственно, там, я не помню, чтобы там были английские надписи. В Тегеране факультет, все-таки, на котором мы были, это факультет международных отношений. Более того, он реализует несколько программ по иранистике для иностранных студентов. Соответственно, там англоязычная навигация была. В Шардже университет тоже такое ориентирующееся на всё международное, плюс тяжёлая инерция британского протектората. Там тоже всё, в принципе, такое двуязычное. Но что касается Шарджи, то в Объединённых Арабских Эмиратах, в принципе, не очень хорошо всё с навигацией, поэтому, в общем-то, там подписаны табличками кабинеты, лаборатории, здания, университеты и так далее. А вот в остальном дальше просто стрелочки какие-то и интуиция.
[00:16:27.458] — Борис Орехов
То есть всё наоборот, в сравнении с тем, как я себе это представлял. Ну, хорошо, да, значит, жизнь умеет удивлять. А я правильно понимаю, что исследование мира, вот это слово «мир» как раз то самое, которое было потом заимствовано в тюркские языки, примерно так же оно звучит и по-турецки, ну и, собственно, в башкирском это слово «донъя».
[00:16:45.446] — Искандер Саитбатталов
Да, собственно, это слово «донъя».
[00:16:47.226] — Борис Орехов
Да, то самое. Вот вы еще упоминали про разные насаждения, это тоже чрезвычайно увлекательно. Вы сказали про чайный садик.
[00:16:56.630] — Искандер Саитбатталов
Он был в Бишкеке. Чайный сад по-турецки «чай бахчаси» – это зеленое насаждение, такой маленький скверик, внутри которого находится то, что по-нашему можно бы назвать летним кафе, наверное. То есть там такие посадочные места, столики, как в летнем кафе, и киоск, в котором продается чай, и так как это был Бишкек, еще и кумыс. Там же еще маленькая сцена, где по вечерам происходили импровизированные или заранее подготовленные концерты. То есть деревья там были обыкновенные, тенистые, кажется, платаны молодые, а пространство само предназначено для такого культурного по вечерам питья чая.
[00:17:34.162] — Борис Орехов
Я был в Бишкеке зимой, поэтому для меня это совсем непривычные идеи.
[00:17:41.144] — Искандер Саитбатталов
Да, здесь надо сказать, что, опять же, Кыргызско-Турецкий университет Манас это всё-таки такое достаточно закрытое от остального Бишкека пространство, и оно от остального Бишкека отличается. И так как я был там на летней школе, которую организовывали именно на базе этого университета, мне удалось посмотреть только его. И было бы интересно сравнить его с обычными кыргызскими университетами, с кыргызским государственным и другими, которые следуют такой советской, постсоветской модели. Я думаю, там чайных домиков всё-таки не будет, вернее, чайных садов.
[00:18:16.874] — Борис Орехов
Вот интересно, что университет совместный, но назвать его решились именно именем киргизского героя, потому что в Киргизии примерно всё называется Манас. Там и аэропорт Манас, и многое другое. И вот получается, что когда две какие-то силы вступают во взаимодействие, им нужно где-то продвинуть свои интересы, а где-то, наоборот, уступить. И вот в смысле названия таком, брендовом случае, получается, что турки согласились на местного героя. Есть ли за этим какая-то политика? Или вообще я все придумал?
[00:18:54.914] — Искандер Саитбатталов
Политика за этим есть, и ее достаточно, на самом деле, очень много. То есть национально-турецкие университеты в тюркоязычных регионах – это действительно такая, никто этого не скрывает, в принципе, это такая мягкая сила Турецкой республики, направленная на то, чтобы достигать некое культурное, идеологическое, в том числе, единство за счет системы образования. То есть Турция вкладывается в высшее образование и в среднее образование в некоторых странах с тем, чтобы в итоге получались специалисты, которые были бы подготовлены к выстраиванию дальнейших экономических, политических, социальных и других связей с Турецкой республикой и смотрели на мир так, как это считается правильным в Турции. То есть, что же касается названия Манас, то так как в турецком языке нет различия лексического между турками и тюрками, всё тюркское для турецкой науки, для официального турецкого дискурса, это все турецкое. Соответственно, эпос Манас и эпический герой Манас, хотя бы на уровне названия, они очень широко известны в Турции, они на слуху, и, соответственно, это вот нечто такое вполне объединяющее, что вот все знают, что Манас – это национальный эпос и герой кыргызских тюрок. Соответственно, здесь каких-то таких особых уступок на самом деле и нет. То есть и сам университет, он хороший. Но он полностью просто турецкий университет в кыргызской столице.
[00:20:31.113] — Борис Орехов
А одеты в университете все так же, как в городе? Ну, понятно, что там мужчины где-то по западному типу могут быть одеты, а женщины по восточному. Но интерес скорее не в том, как они одеты, а отличается ли университетское пространство от пространства города.
[00:20:47.601] — Искандер Саитбатталов
В тех даже четырех, получается, странах, где я был, нет, не отличаются. То есть единственное, что в Стамбульском университете люди будут одеты, скорее всего, несколько дороже и несколько более формально, чем просто на улице. Но в целом, скажем, стамбульская толпа – особенно мужчин, она, в принципе, вся почти одета в пиджаки. Соответственно, там университетские сотрудники будут отличаться тем, что у них к этим пиджакам еще идут галстуки и пиджаки такие получше и подороже. В Шардже есть небольшое различие между городом и университетом. Прежде всего, в силу того, что университет – это пространство такое дорогое и несколько более элитарное. Соответственно, город, там больше 30% населения – это выходцы из Индии, Пакистана, и это работяги, и, соответственно, в университете люди, ну, как бы там видно такой, люди там ходят либо в таком casual, smart casual и европейского типа формальной одежде, вот, но в пиджаках и костюмах ходят только сотрудники и преподаватели, сотрудники деканатов. И значительная часть людей одета по-арабски.
[00:22:00.276] — Борис Орехов
Значит ли это, что в Турции получают профессора неплохо, если они одеты… Или они одеты получше просто по долгу службы, потому что им нужно прилично выглядеть, поскольку, будучи преподавателем, ты публичная персона?
[00:22:14.525] — Искандер Саитбатталов
И то, и другое. То есть получают в Турции профессора не то чтобы мало, но общаясь со своими коллегами, с молодыми учеными, я постоянно слышал, конечно, что зарплата у нас маленькая и особенно, конечно, вакансий очень мало, поэтому в эту среду очень сложно попасть. Но в целом в Турции быть профессором, быть представителям академического сообщества очень престижно. И, соответственно, здесь еще достаточно большую роль играют соображения социального престижа, что ты уважаемый человек, один из сотен или хотя бы тысяч избранных, соответственно, ты не можешь выглядеть плохо, как-то недостаточно элитарно. То есть там имеет место очень такое серьезное сознание своего статуса.
[00:23:01.737] — Борис Орехов
А вот на Востоке же свой календарь. Отмеряется ли иначе время занятий? Есть ли там пары?
[00:23:06.940] — Искандер Саитбатталов
Пар в нашем смысле там нет. При этом надо сказать, что все подчинено вполне известной нам и вполне такой почти универсальной системе бакалавриат-магистратура-аспирантура, кредитам или зачетным единицам. И они там вполне такие обыкновенные, конвертируемые в нашу. То есть один кредит 36 часов. Но что в Турции, что в Иране, что в Эмиратах час занятий это один такой вот нормальный астрономический час. Поэтому что такое пара, для них было таким серьезным открытием. Как и для меня было неприятным открытием, когда мне под конец моего занятия, то есть с моей точки зрения это не конец был, начали шептать, что, знаете, а у нас час это час. То есть люди замечали, что, кажется, я не собираюсь заканчивать. И потом мной было получено страновеческое пояснение, что урок это один час. То есть пар как таковых нет.
[00:24:03.295] — Борис Орехов
Это касается вообще всех университетов, о которых мы говорим?
[00:24:06.237] — Искандер Саитбатталов
Да. При этом достаточно…
[00:24:08.058] — Борис Орехов
Трудно переориентироваться на такое я… Думаю, что долго бы думал, как бы мне перестроить подготовленную лекцию, если бы я узнал об этом как-то внезапно.
[00:24:18.622] — Искандер Саитбатталов
Ну, правда, с другой стороны, опять же, два занятия – это два полных часа, то есть в конечном итоге один 36-часовой кредит, он по физическому объему несколько больше нашего. Так что, наверное, если полноценно там преподавать целые курсы, то это, возможно, даже удобнее в плане того, что больше можно сказать. И достаточно интересно, на самом деле, это всё накладывается на отношение ко времени, которое там действительно более такое расслабленное и менее точное, университеты и начало и окончание занятий в этом плане, они такие очень даже инородные несколько в плане того, что их окружает. То есть занятия начинаются вовремя, по крайней мере преподаватели приходят своевременно традиционно, студенты как, собственно, везде подтягиваются там до самого конца. И, насколько я понял, по крайней мере по турецкому к этому подходу, там не очень сильно борются за посещаемость, то есть студент бакалавриата, он может достаточно свободно распоряжаться своим временем. Главное быть потом в состоянии сдать экзамен или зачет, что уж они там сдают.
[00:25:32.302] — Борис Орехов
Звонки есть?
[00:25:34.362] — Искандер Саитбатталов
Ни разу не слышал ни в одной из трех стран.
[00:25:37.443] — Борис Орехов
Просто когда я начинал учиться, у нас звонки еще были. По-моему, их отменили уже в ходе моей учебы. Там были какие-то разные реформы в университете, пришедшиеся на это время. Но начиналось все так, что прямо как в школе начинались и заканчивались занятия по звуковому сигналу. Вдруг это есть где-то в других еще местах? Потом, кажется, я уже когда работал, никогда этого не встречал, такой практики. Но вот думаю, что не везде же так, как в моей личной практике.
[00:26:08.749] — Искандер Саитбатталов
Просто в аудиториях в основном висят часы и так далее. И плюс имеет место такой двойной контроль, что часы на руке у преподавателя, часы в телефонах и на руках у студентов, соответственно, ни время начала занятия, ни особенно время его окончания пропущено быть не может. Довольно сильно отличается, прежде всего, в Иране распределение времени на занятия, то есть наши занятия на курсах повышения квалификации были синхронизированы с первой парой, с первым уроком на факультете. И нас чрезвычайно рано, с нашей точки зрения, поднимали и чрезвычайно рано начинали, собственно, погружать в мир иранской культуры и исламской философии. В 7:50 занятия начинались. Но это связано с тем, что, в принципе, как традиционно членится день молитвами, что по возможности большую часть занятий, большую часть такой академической активности стараются уместить во время между утренней молитвой, которая очень рано, и полуденной, которая около полудня. И вот, соответственно, в Иране все рано. В остальных местах как-то с этим было попроще. В Шардже нас, в принципе, наше прибытие в университет ориентировали обычно на 9:30-10 утра.
[00:27:32.982] — Борис Орехов
Ну да, по-божески жить можно. А вот смотрите, я хотел бы сверить часы относительно научной деятельности. Когда, например, я встречаю какие-то доклады или печатные работы происхождением из, например, Ирана или из других тоже восточных стран, посвященные, например, русской культуре, поскольку я русист, то не могу не отметить, что чаще всего это какие-то очень наивные работы, где в основном с точки зрения западного ученого транслируются какие-то общие фразы. И мне не всегда понятно, связано ли это с самой традицией гуманитарной науки, которая иначе может быть выстроена на Востоке, или с тем, что просто ученые не всегда погружены в актуальный контекст, и у них иная степень, скажем так, погружения и вообще настройки этой научной оптики. Это можно проверить, если посмотреть на то, как устроена наука даже в устном ее варианте, посвященная каким-то вещам для Востока важным, в отличие от русской культуры. То есть, например, те же самые теологические вопросы мусульманские, или имеющие отношение к своей истории восточной, они кажутся вам глубокими, я не скажу “глубже”, потому что вы не обязаны сравнивать эти вещи?
[00:29:07.371] — Искандер Саитбатталов
Здесь, опять же, вынужден сделать такую ремарку, что такой единый, монолитный и так далее Восток, он существует только, пожалуй, в умах даже не востоковедов, а тех, кто взирает на него откуда-то извне. То есть, в данном случае эмиратская, турецкая и иранская научная культура и подходы к русистике, они будут совершенно различны. И плюс, опять же, на это накладывается то, что я не эксперт. Да, это очень важная ремарка. То есть мои сейчас рассказы имеют не экспертный характер все-таки, а характер таких впечатлений человека, который был в Иране еще тогда, когда не знал персидского языка, соответственно, смотрел на это все глазами просто иностранного туриста, человек, у которого очень скромный такой арабский, поэтому в эмиратский контекст я тоже не был погружен, и при этом человек, который занимается тюркологией. И здесь достаточно разные, на самом деле, вещи, обусловленные разной историей, разным бэкграундом. То есть, в целом, турецкая тюркология и турецкая русистика, славяноведение, они своим рождением обязаны деятельности ученых-иммигрантов из Российской империи. И, соответственно, в части такой предметной строгости, в части четкости определений какой-то методологической и так далее последовательности, хорошая такая турецкая тюркология, хорошая турецкая славистика, хорошая турецкая культурология – они, в принципе, по большому счету развивают прекрасные традиции Крачковского, Бартольда, Радлова и в целом там старой российской, русской школы востоковедения. И, соответственно, если мы говорим о хороших исследованиях, добросовестных и так далее, мы не будем видеть, в принципе, каких-то больших существенных отличий от того, как исследуют у нас. Ну, скорее даже эти отличия будут в том, что к нам пришли всякого рода постмодернистские подходы и позиции, которые к ним еще не совсем пришли, то есть там лингвокультурология, еще что-то такое. Вот этого мы там увидим очень мало. Соответственно, хорошие работы турецких коллег, посвященные как башкирскому контексту, так и, в принципе, русскому, они очень даже… Они будут очень мало отличаться от наших. Что касается Ирана, то для Ирана русистика, славяноведение и так далее, это сферы сравнительно новые. И, соответственно, тут есть некие такие два полюса, что либо об этом и для русскоязычных и русских изданий пишут люди, которые действительно этого очень хотят, это очень любят, либо те, кто просто хочет по теме высказаться. И тут уровень экспертности и профессионализма может быть достаточно разным. Но так получилось, что в Иране, и в плане Ирана мне приходилось больше взаимодействовать с философами, и, собственно, философская научная речь там вполне хорошо поставленная и вполне хорошо так звучит. Ну и, наконец, что касается университетов Эмиратов, то это богатые университеты, ориентированные на первые квартили Web of Science, Scopus и так далее. И там, как в университете Шарджи мне было сказано: русских книг у нас в библиотеке нет, мы этим не интересуемся. Соответственно, там ничего касающегося России и русского и так далее там не будет. Соответственно, здесь очень разный бэкграунд, очень разные ориентации, очень разные позиции. При этом иранские ученые хорошо понимают вот эту стилистическую разницу между тем, как принято писать о науке и научные тексты у нас и у них. Соответственно, они достаточно активны и хорошо взаимодействуют с русскоязычными коллегами, в части перевода, то есть добросовестные коллеги публикуются в переводах, сделанных хорошими русскими коллегами российскими, с комментариями, с пояснениями и так далее. И там происходит такой вот процесс совместного творчества, и он дает иногда хорошие синергетические эффекты.
[00:33:39.446] — Борис Орехов
А вот раз вы с философами много общались, то интересно, какое впечатление вы составили, насколько они погружены в западный контекст, то есть разбираются ли они не только в мусульманской философии, но и, например, в отличиях континентальной от аналитической философии, знакомы ли они с Хайдеггером и всё такое?
[00:34:01.071] — Искандер Саитбатталов
Знакомы. Дело в том, что, пожалуй, специфика будет состоять в том, что один из основных вопросов современной философии в мусульманских странах – это вопрос, а возможно ли сейчас после всего, что уже достигнуто, после контакта с западной культурой, с западной философией, возможна ли сейчас специальная, отдельная, самостоятельно существующая мусульманская философия или надо вписываться в те веяния, в те контексты, которые уже сформулированы. И, соответственно, мусульманская философия, философия в мусульманских странах ведет диалог сразу со всей европейской философской традицией сразу. То есть на одной и той же конференции или в рамках одной и той же лекции мы можем услышать и критику кантовских критик, и обсуждение вопросов модерна и постмодерна, и что-то, что находится на острие. В данном случае очень многое зависит от того, какую проблематику исследует конкретный исследователь, конкретный автор, насколько он глубоко погружен, как он читает на иностранных языках и на каких, и, соответственно, опять же, вопрос его или ее добросовестности. Но мне приходилось в Москве, надо сказать, слушать хорошее такое добротное выступление на тему, значит, ислам и феминистическая философия. Причем в течениях феминизма автор достаточно неплохо ориентировался. Ну, правда, с задержкой где-то лет в пять-десять, но тем не менее. То есть, да, зарубежная мысль философская там достаточно активно рефлексируется, она достаточно активно воспринимается. Там в том кругу, с которым общался я, очень популярен, конечно, традиционализм. И, в принципе, опять же, к Хайдегеру, там тоже неравнодушны, вот, то есть в этом плане в Иране некая такая школа, некие такие подходы, они вполне присутствуют.
[00:36:13.988] — Борис Орехов
Ну, некоторые, как вы видите, все-таки отличия мы нашли у восточных университетов, но хотя бы даже отсутствие пар.
[00:36:20.432] — Искандер Саитбатталов
Спасибо большое за приглашение, за интересное и непринужденное общение.
Памятник Манасу в Бишкеке
Стамбульский университет, Кыргызско-турецкий университет Манас, Тегеранский университет, Университет Шарджи 