Лига Айвы

Подкаст об университете
сообщество VKканал Telegram

На главную

Эпизод 17

Собеседник
Андрей Тесля
Специальность
кандидат философских наук
Университеты
БФУ
Дата
1 октября 2024
Ссылки на аудио
Mave, YouTube, VK, Apple Podcasts, Яндекс.Музыка

Анонс

Андрей Тесля о БФУ им. Канта и университете как смыслообразующем начале русской общественной жизни

Является ли БФУ особенным университетом? Нужно ли сотрудникам отчитываться медийностью? Как история университета влияет на современный облик БФУ? Бывает ли Канта слишком много? Как университет повлиял на интеллектуальную историю России и в каких отношениях состоят университетская библиотека и библиотека в крупном российском городе?

Встроенный плеер

Пересказ

Подкаст представляет собой беседу Бориса Орехова с Андреем Теслей, кандидатом философских наук и сотрудником Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта в Калининграде. Основная тема разговора — особенности Балтийского федерального университета, его специфический формат и роль в культурной жизни Калининграда.

Тесля опровергает распространенное мнение о привилегированности университета, описывая его скорее как специфическую, даже ущемленную в каком-то смысле, институцию. Он подчеркивает его небольшие размеры, особенно в гуманитарном секторе, что обеспечивает “бутиковое” обучение в небольших группах и тесное взаимодействие преподавателей и студентов. Университетский кампус находится в старой части города, интегрирован в городскую среду и тесно связан с культурной и интеллектуальной жизнью Калининграда. Это, по мнению Тесли, одна из сильных сторон университета, и университетское сообщество стремится сохранить и развивать эту особенность.

Интервьюер затрагивает вопрос медийного присутствия университета, которое кажется непропорциональным большому количеству студентов и преподавателей. Тесля объясняет это, признавая, что большая часть успешных медийных активностей происходит стихийно, благодаря инициативе отдельных сотрудников.

Значительное внимание уделяется включенности университета в городскую среду, что перекликается с опасениями, связанными со строительством нового кампуса вне центра города. Это может привести к потере традиционных университетских пространств в историческом центре. В качестве примера тесной связи с городом приводится Новая Альбертина — историческое здание университета, где проходят публичные лекции и мероприятия.

Далее обсуждается “кантовская тема” в университете. Тесля отмечает, что, хотя присутствие Канта в названии университета, в городской среде и в некоторых медийных активностях может быть чрезмерным, при этом сам Кант как масштабная фигура в философии не мешает, а скорее помогает исследовательской работе. Дискуссия касается соотношения Канта и Гегеля в русской философии, и Тесля эксплицирует, что Гегель, скорее, дополняет, чем противопоставляет себя Канту.

В конце подкаста обсуждается мифология Калининграда как форпоста Европы и роль университета в этом контексте. Тесля отмечает, что эта тема в последнее время отошла на второй план из-за геополитических событий. Завершается подкаст обсуждением роли университетов в смыслообразовании в XIX и XX веках через сравнение российского и западного контекстов. Тесля отмечает, что в России образ университета был представлен в литературе и культуре, хотя университетские библиотеки не играли центральную роль в формировании образа университета в сравнении с западной культурой.

Ключевые слова подкаста

Транскрипт

Участники: Андрей Тесля, Борис Орехов

[00:00:09.120] — Борис Орехов

Сегодня мы беседуем с кандидатом философских наук Андреем Теслей. Андрей Александрович, по поводу Балтийского федерального университета, где вы работаете, есть разные мифы в последнее время, потому что кажется, что университет этот обладает какой-то привилегированностью по сравнению с остальными. Есть ли такое ощущение изнутри?

[00:00:33.050] — Андрей Тесля

Я вряд ли бы определил это как привилегированность. Скорее, как специфику. Специфику и самого формата университета, и места, и специфику, связанную с историей, довольно своеобразной. Это, на мой взгляд, очень далеко от того, что можно описать как привилегия. Более того, изнутри, по крайней мере, насколько я могу судить по разговорам с коллегами, это в том числе воспринимается и как… Даже не просто бремя, а скорее наоборот, как некое ущемлённое положение. Поэтому тут всё зависит от взгляда извне и изнутри, и откуда именно изнутри смотрят. Но отчасти эта история связана, насколько я понимаю, с тем, что прежде всего… Это довольно небольшой университет, особенно в гуманитарной плоскости. А во-вторых, что особенно важно, это федеральный университет, если мне не изменяет память, единственный из всех федеральных университетов, который в процессе своего преобразования не поглотил никакой другой университет. И в этом плане здесь и сохранилась преемственность И самое главное, что сохранилось вот это корпоративное самоощущение, что вот это все одна и та же институция, существующая с конца 40-х годов, ну и в первую очередь с 60-х, с формирования Калининградского госуниверситета. Вот как возник Калининградский госуниверситет, в конце концов, через преобразование педагогического, вот с тех пор, да, при разных вывесках, при разных статусах, это все по-прежнему один и тот же университет.

[00:02:25.671] — Борис Орехов

Вы упомянули про специфику и формат. Может быть, как-то немножко раскроете, в чем они заключаются?

[00:02:32.760] — Андрей Тесля

Прежде всего в том, что это довольно небольшой университет, что создает такую, если угодно, бутиковость обучения на целом ряде гуманитарных специальностей. Это небольшие группы, это близость взаимодействия, в том числе и само устройство кампуса. Например, если брать гуманитариев, историков, филологов, философов, это все сугубо даже пространственно это старые здания, окружённые зеленью, с общением как на занятиях, так и вне их, с разнообразными формами взаимодействия. Более того, довольно сильная включённость в городскую среду, которая, в свою очередь, опять же, это не среда большого города, и вместе с тем это не какой-то, при всей условности, понятно, что я хотел сказать: какой-то типовой небольшой город, я сразу подумал о том, насколько некорректно это высказывание, потому что я представления не имею, какой из этих городов можно назвать типовым, но про то, что здесь ощущается вот такая довольно плотная, своеобразная городская, интеллектуальная, культурная, артистическая жизнь, и это всё переплетено с университетом в разных плоскостях, разных местах, нельзя сказать, что вот есть университет, и он куда-то выходит направленно в город или хотя бы в основные площадки, потому что это, опять же, очень по-разному устроено. Всё это в пределах, в первую очередь, северной части города. Ну и, в общем-то, вот этим своеобразием, по крайней мере, какая-то часть университетского сообщества гордится, ценит и старается не просто длить, но старается дальше как-то это развивать, обыгрывать.

[00:04:36.610] — Борис Орехов

Ну вот я не знаю, как у представителей других специальностей, но у гуманитария может сложиться впечатление, что несмотря на то, что вы подчеркиваете, что университет небольшой, в медийном поле и в гуманитарном поле научном кажется, что его много. Это так задумывается и вообще заметно ли это изнутри?

[00:04:56.305] — Андрей Тесля

Понятно, что изнутри судить трудно. Я бы сказал, что то, что задумывается, понятно, что есть медийный план ректората, понятно, что есть проекты, связанные в том числе и с информационной активностью, говоря бюрократическим языком, на федеральном уровне, на региональном уровне, но в первую очередь в федеральном есть то, что связано с международной информационной активностью. Опять же, я сейчас говорю языком бюрократических документов, но я бы сказал, и вот тут понятно, что я говорю во многом по ощущениям. Я бы сказал, что если не наиболее успешные, то довольно успешные вещи – это не те, которые включены в эти планы. То есть довольно много происходящего – это то, что происходит вне запланированных медийных кампаний, а через активность, через какие-то придумки, опять же. Например, такое присутствие университетских людей в пространстве не собственно университетском, это то, что по большей части никак не связано с целенаправленными усилиями университета.

[00:06:10.520] — Борис Орехов

Ну, обычно работает то, чем мы отчитываемся. И понятно, что на уровне администрации, наверное, существуют какие-то медийные планы, но они тогда касаются сотрудников, простых смертных, когда это включено в их работу официально. Ну, вот в других заведениях, не только в университетах, с которыми я связан, например, это не так. То есть всем все равно, сколько раз ты, не знаю, выступил на радио, публично как-то рассказал о своих исследованиях. В Балтийском это не так или просто так получилось?

[00:06:46.350] — Андрей Тесля

В Балтийском, конечно, точно так. Это часть системы федеральных университетов России и в целом университетской системы. Поэтому я бы сказал, что на уровне как раз управления и заданий, по крайней мере, насколько я, опять же, знаю и видя по другим университетам, вот здесь отличий нет.

[00:07:06.130] — Борис Орехов

Вы упомянули включённость в городскую среду. Это особенная и, можно сказать, любимая тема как раз нашего подкаста. Интересно, как вы её видите? То есть это проявляет себя в том, что университет не отделён от городской среды, не отделён от города формальными какими-то символическими границами?

[00:07:24.350] — Андрей Тесля

Да, прежде всего я бы сказал, что это так. Ну, не только, разумеется, но с этого удобнее всего начать. Более того, тут бы я сказал, что как раз большие тревоги связаны со строительством нового кампуса, именно потому что это кампус. Это как раз отдельное пространство, которое, в общем, не совсем в центре города. И более того, видимо, значительная часть существующих университетских пространств в городе как раз прекратят свое существование в связи с открытием нового кампуса. И как будет выглядеть вся эта жизнь в дальнейшем, в общем, пока сказать трудно. Но на данный момент, да, университет – это десятки зданий, разбросанных в первую очередь по старому городу. Просто начиная с этого. Более того, это не просто какие-то здания. Например, в составе университета один из корпусов, так называемая Новая Альбертина. Восстановленная уже в 60-е годы XX века, построенная в 60-е годы XIX века. Но это то здание, которое в 60-е годы XIX века королевством Пруссия строится для старого Кёнигсбергского университета, собственно, того знаменитого университета, основанного герцогом Альбрехтом, который давно перерос своё помещение на острове рядом с кафедральным собором, рядом с домом. И вот с 60-х годов, вплоть до, естественно, конца Второй мировой войны, главным зданием университета, зданием, в том числе, ректората, где находятся основные университетские аудитории, это Новая Альбертина. Вот Новая Альбертина, например, мало того, что она находится в центре города, что она является частью университетского пространства, вдобавок там находится одно из основных помещений, тех помещений библиотеки университета, где проходят разные публичные лекции, программы, обсуждения, презентации. И это такая тоже важная связка, потому что понятно, что это и университет Канта, и памятник Канта, стоящий прямо во дворике, как раз у Новой Альбертины. И вот эта библиотека, где хранится старый фонд, а частью этого старого фонда является собрание Валленродской библиотеки. А Валленродская библиотека – это, соответственно, одна из главных библиотечных достопримечательностей Кёнигсбергского университета. Вот просто пример такой здесь многослойной включенности, и более того, когда вы находитесь в этом библиотечном пространстве, у вас есть выход не только во внутренний дворик, который отсылает к частям Альбертины, но вы можете видеть и часть галереи, к сожалению, только часть, потому что само, например, здание новой Альбертины, которое опоясывалась галереей, вот эта галерея при восстановлении послевоенной, она как раз восстановлена не была в силу сложностей, но часть галереи является, например, отдельным входом в библиотеку. Такое переключение, пересечение. Ну или, например… Там, где сейчас живет такая большая структура, один из четырех кластеров университета, который называется Институт образования и гуманитарных наук, он расположен, он образует такой довольно большой прямоугольник с большой зеленой зоной в середине. И, с одной стороны, это и наследие, там, старого города, поскольку это некогда было ремесленное училище, но самое главное, что это еще и тот истфакт, который, собственно, возникает… Там длинная предыстория, формируется он ещё в 60-е годы XX века, но который вот с середины 70-х начинает активно работать, и в том числе, например, традиции исторического знания Калининграда, сначала Калининградского университета, затем Балтийского федерального, они просто связаны с этими пространствами. Понятно, что это, можно говорить, память не очень длинная, а с другой стороны, если вспомнить, например, дихотомию памяти Алейды Ассман, то это уже почти не совсем пределы, но почти пределы живой памяти. Это вот уже подбирается к тем 70 годам, где последние остатки живой памяти об основании уже переходят в культурную и институциональную память.

[00:12:00.150] — Борис Орехов

А я правильно вас понял, что в Новой Альбертине бывают какие-то события не обязательно университетские, то есть что там может быть презентация какой-то книги, но не изданной собственно университетским издательством и не написанной сотрудником университета, а просто какое-то важное для города событие?

[00:12:18.910] — Андрей Тесля

К сожалению, пока, по крайней мере, это не так, в том числе с проблемами как раз и разомкнутости городу, практически все активности, которые здесь существуют, да, это, разумеется, могут быть вещи напрямую не связанные, например, та же самая презентация книг, не связанные с издательством университета, но так или иначе связанные с сотрудниками университета. Все-таки какая-то аффилированность здесь существует. Другое дело, что есть разнообразные планы, проекты большего размыкания, хотя я не уверен, что это имеет смысл, именно потому что в том числе масса университетских людей для вещей, не так тесно связанных с университетом, не просто имеет другие пространства, но в свою очередь скорее переплетает эти пространства с университетом. Поэтому здесь можно сказать, что в том числе условно насыщенность, график того же самого пространства, в данном случае в бывшей Новой Альбертине, он достаточно плотный, и здесь в том числе вытеснять другие пространства, то есть… Я не вижу смысла, например, с моей точки зрения, насколько я понимаю, и общая политика университета здесь совпадает, как-то пытаться, по крайней мере, подминать под себя другую благополучно существующую и развивающуюся жизнь, как бы стягивать все это формально в университетское пространство обязательно под крышей университета, обязательно под этим именем.

[00:14:05.610] — Борис Орехов

Если я вас правильно понял, то в связи со строительством нового кампуса университет планирует отказаться от старых зданий. На этот счёт что-то известно?

[00:14:15.010] — Андрей Тесля

Я бы сказал, не старых зданий, а части зданий, которыми он располагает в городе. Действительно, университет очень сильно разбросан по северной части Калининграда. Но речь идёт в том числе… Одна из вещей, которая, например, меня отнюдь не радует, по крайней мере, в одном из аспектов, это то, что то место, тот комплекс зданий, который является местом пребывания историков и филологов, философов, который является, собственно, с момента возникновения, например, исторического факультета вот в рамках преобразования он должен перестать быть таковым. С одной стороны, понятно, что заменой этому планируется куда большая площадь, куда лучшие условия, за это можно только порадоваться. А с другой стороны, речь идет о том, что это место, где историческое и историко-филологическое знание в этом университете существовало фактически с момента своего основания.

[00:15:19.640] — Борис Орехов

Вы много раз делали акцент на том, что университет небольшой, и наблюдение последних лет, что такого рода сообщества обычно устроены иначе в социальном смысле. В них менее жёсткие иерархии, гораздо более тёплые и дружеские отношения между теми, кто должен стоять на разных ступенях этой иерархии, то есть между студентами и преподавателями, более человечные отношения между самими преподавателями. Это так? Здесь это работает?

[00:15:52.179] — Андрей Тесля

Конечно. Ну, я бы сказал, что это просто отчасти эффект масштаба, ну и отчасти эффект действительно того, что я еще раз подчеркну, что здесь важный сюжет – это отсутствие ломки между университетом до преобразования в федеральный и федеральный. В этом плане, как мы знаем по истории очень многих федеральных университетов, процесс объединения – это то, что если не уничтожало, не ломало, сложившиеся сообщества и традиции, то, во всяком случае, было для них очень сильным испытанием. Вот в случае с Балтийским федеральным это не так. Здесь была возможность очень многому не просто сохраниться, а в том числе, ну, по крайней мере, дать новые ростки.

[00:16:39.210] — Борис Орехов

Кажется, что просто федеральный университет — это другой университет, и в самом деле преобразование его сильно видоизменяет во всем. А вот у меня есть вопрос к вам как к философу. Не слишком ли много Канта?

[00:16:53.180] — Андрей Тесля

С одной стороны, я могу сказать, что Канта много не бывает.

[00:16:56.672] — Борис Орехов

Но тем, кто не связан напрямую с тематикой, например, Канта, им не тесно в таких рамках?

[00:17:03.990] — Андрей Тесля

Я бы несколько пластов здесь выделил сразу. Во-первых, тут я начну, если позволите, с такого автобиографического. Когда было голосование по поводу, если помните, когда всем аэропортам России, ну не всем, многим 50, по-моему, да, с чем-то, присваивали имена, соответственно, вот было голосование по поводу того, чье имя будет носить аэропорт. И в ходе народного голосования в лидеры выбился вновь Эммануил Кант. И я, в общем, испытывал в этот момент очень такие нехорошие чувства по этому поводу, потому что, господи, и аэропорт будет имени Канта. То есть тут все, что не плюнь, называется либо Балтийский, либо имени Канта, а третий вариант Маршала Василевского. И когда двойка лидеров были Кант и Василевский, а это, вдобавок, главный аэропорт на Балтике, в общем, я думал, что хорошо, и это тоже будет имени Канта. Это будет встречать, подобно тому, как цитаты из сочинений Канта, которые в большинстве случаев неверные, украшают какие-нибудь лавочки в городе. То есть Кант временами тут насажен как картошка при Екатерине. Да, но с другой стороны, я бы сказал, что в реальности, поскольку Кант понимается достаточно широко, и в том числе акцент на неокантианство и неокантианскую традицию в России, и связи, и пересечения, и отталкивание от Канта, то в этих рамках, если вы так или иначе занимаетесь сюжетами, связанными с новой европейской философией, то, в общем, не очень понятно, чем вам Кант может помешать. Он в любом случае без насилия, без искусственного подтягивания проблематики возникнет. Другое дело, что он не будет в этом случае центральным сюжетом, но широко понимаемая кантовская линия здесь… Именно потому что Кант – это огромная философская фигура, вот за счёт масштаба и за счёт влияния на всё и пересечения практически со всем, Кант тут выглядит очень удобной фигурой, потому что он вам практически не может помешать в ваших задумках, но может помочь.

[00:19:37.560] — Борис Орехов

Я совсем не хочу корчить из себя специалиста, но мне кажется, что Кант и Гегель во многом противопоставлены в историко-философской модели, которую мы сейчас имеем. А, например, те же самые русские философы XIX века или мыслители, даже шире, если говорить, в основном ориентировались на Гегеля. Или я всё неправильно думаю?

[00:20:00.050] — Андрей Тесля

Ну, не совсем. Отчасти да, но в таком вот, в одном из изводов линейного канонического изложения истории русской мысли можно и так сказать. Понятно, что если мы там… у нас и с Кантом все будет, разумеется, сложно, при этом мы еще забудем Фихте с Шеллингом, мы забудем, естественно, благополучно французов, немцев второго ряда, более того, изводы, возвраты и тому подобное. Но ведь, заметьте, даже если мы берем такой абсолютно спрямленный и некорректный, понятно, с точки зрения специалистов все всегда сложнее, в этом смысле фразу «на самом деле все не так»…

[00:20:40.750] — Борис Орехов

В действительности все не так, как на самом деле.

[00:20:45.900] — Андрей Тесля

Да. Но даже если так, то заметьте, ведь Гегель не просто же даже в таком хрестоматийном антипод Канта. Это отталкивание, прорабатывание кантовской проблематики, другие ответы, идя от Канта. Это постоянная полемика с Кантом. И в этом плане, если не брать, например, историю русской мысли на уровне просто цитирования, там, где у нас Кант поименован, а там, где у нас есть сюжеты, проблемные поля, пересечения с проблематикой так или иначе восходящей к Канту кантианской традиции, то, в общем-то, Гегель будет нас не только и даже не столько уводить от Канта, сколько приводить к нему вновь на другом витке.

[00:21:36.900] — Борис Орехов

Вот у Калининграда же есть своя мифология такого форпоста, выдвинутого в сторону Европы, такая пред-Европаи, ну, наверное, какая-то такая оборонительная крепость. Ощущается ли это в университете?

[00:21:53.570] — Андрей Тесля

Хороший, сложный вопрос, ну отчасти ощущается хотя бы на уровне тех же самых названных вами лексических формул, как предмет согласия, несогласия, обыгрывания разных других сюжетов. Одно время, например (тут я уже не беру ни исторической корректности, ничего), но одним из расхожих выражений было, например, выражение про фронтир и что-то связанное с этим. Но я бы сказал, что сейчас, именно сейчас в условиях такой вот открытой конфронтации эти темы, пожалуй, ушли на задний план в условиях предшествующих, куда большего взаимодействия, они были актуальнее. В том плане, что это был режим и взаимодействия, и одновременно обозначения собственной позиции на отмежевании. В ситуации, когда активного непосредственного взаимодействия, контактов как таковых нет, то, в общем, конечно, можно давать упорные напряженные бои на собственной территории, но за неявкой противника не очень понятно, кому именно их давать.

[00:23:10.060] — Борис Орехов

Ну, вроде бы фигура Канта, такого универсального и европейского, прежде всего, философа, как будто бы должна давать почву для того, чтобы на эти темы размышлять, но, видимо, действительно, это не ко времени просто.

[00:23:25.430] — Андрей Тесля

Это и не ко времени, с одной стороны, а с другой стороны, все-таки именно потому, что Кант слишком большая фигура, то попытаться его так или иначе приватизировать или наоборот объявить принадлежностью другого… Ну, например, если мы захотим, то, естественно, без особых искажений и напряжений можно заявить, что Кант – это отец или, по крайней мере, один из отцов либеральной философии, либеральной традиции высокого модерна. И дальше можно противостоять этому. В этом будет свой смысл, свой резон, только свести к этому Канта не получится. Вот тут важный сюжет. Да, разумеется, есть и вот эта очень значимая линия, но надо быть довольно странным субъектом, чтобы утверждать, что Кант исключительно сводится к этому, и вот на этом основании, например, если мы не приемлем эту линию, то мы должны от него избавиться, а если мы приемлем, то именно поэтому мы должны Канта восславлять. И в том, и в другом изводе, неважно, это кажется слишком примитивным способом обращения и с самим Кантом, и с кантовским наследием.

[00:24:51.780] — Борис Орехов

Когда речь шла о фронтире, чувствовалось, что это накладывает какие-то дополнительные символические обязательства, или это был просто такой рекламный лозунг?

[00:25:00.259] — Андрей Тесля

Ну, не только символические, сколько как раз реальные по чувствительности к сюжетам, в том числе ближайших соседей, по пространству. Я напомню, что даже до начала военной операции, до этого и ковид, и предшествующие обострения, это всё довольно сложно и своеобразно сказывается на сотрудничестве и взаимодействии в европейском пространстве, но одновременно это в том числе и включенность в регион. И я бы сказал, что эта включенность в регион на целом ряде тем не может никуда деваться. Но если мы выходим за пределы сугубо гуманитарного пространства, хотя и с гуманитарным пространством тоже все довольно непросто, но даже если мы выходим за пределы гуманитарного пространства, если говорить о географии в широком смысле, кстати, опять же, одно из таких расхожих обозначений регион, довольно популярных, это Русская Балтика, то на уровне балтийских исследований или того же самого исследования акватории Балтийского моря, понятно, что это восприятие, выходящее за пределы каких-то конкретных политических границ. Это сюжет, который просто невозможно рассматривать исключительно исключительно сквозь призму текущей политической карты.

[00:26:25.680] — Борис Орехов

Ну вот университетская среда устроена так, что университет в одиночестве сейчас существовать не может. Всё равно нужны какие-то взаимодействия, поездки на конференции, оппоненты для диссертантов из других мест. В более спокойные времена, понятно, что сейчас мы живём в таком распадающемся мире, но до того, как мы пересекли эту черту, у университета региональные связи были теснее с другими российскими университетами или с окружающими университетами Европы?

[00:26:59.140] — Андрей Тесля

О, нет. Я бы не ставил вот так дихотомически вопрос, потому что, с одной стороны, да, это российский университет, причем имеющий очень старые многообразные связи и, в первую очередь, с российским пространством, и с постсоветским пространством. Это в том числе и история, связанная с кадрами. Кстати, Балтийский университет, как и Тартуский университет, сильно обязаны в своем благополучии борьбе с космополитизмом. Это обеспечило приток кадров в свое время, которые иначе бы вряд ли оказались в этих местах, и делали ту работу большую, а иногда действительно выдающуюся работу, которую они делали, но вот специфика трудоустройства, все эти связи с разной степенью поддержания силы существовали. И, конечно, и Калининградский госуниверситет, и затем была промежуточная форма Российский государственный университет, не очень долговременно, потом Балтийский федеральный университет, разные имена одной и той же сущности. Он включен в первую очередь в в российское университетское пространство. Не только российское, здесь можно сразу подчеркнуть довольно сложные разнообразные связи с той же самой Белоруссией, давние, в первую очередь, Минский университет, что восходит к временам, опять же, практически с основания университета, так или иначе, идущие. А с другой стороны, простой пример довольно разнообразные связи с тем же самым университетом Вильнюса, я, простите, по своей привычке к XIX веку чуть не сказал Виленским университетом. Эти связи, которые образовались уже в нулевые годы и дальше как связи с одним из университетов, естественно, пространства Европейского Союза, они восходят, в данном случае, к временам Советского Союза. То есть в этом плане они из какого мира, из какой среды они происходят. Точно так же, как с уже упомянутым Тартуским университетом бывшие. Точно так же, как с связи, например, с целым рядом, бывшие связи довольно прочные, с целым рядом польских университетов. С одной стороны, это связи, которые возникают в 90-е годы, но целый ряд из них восходит ко временам стран Варшавского договора. Другое дело, что, конечно, в том числе и в рамках самой университетской политики очень много сил с 90-х годов и далее вкладывалось как раз в развитие разного взаимодействия, разных уровней взаимодействия в первую очередь с европейским университетским пространством, а в рамках европейского университетского пространства с центральноевропейским, со странами Центральной Европы.

[00:30:23.859] — Борис Орехов

Хотелось бы вернуться к вашим привычкам XIX века и вспомнить про то, играли ли какую-то роль университеты как раз в смыслообразованиив те времена, потому что кажется, что при сопоставлении с западной культурой XX века это совсем не так. То есть единственное, о чём я могу вспомнить как о каком-то важном событии именно университетском для жизни интеллектуальной, скажем, ранее, ну, это скорее даже не XIX, а XVIII век, что университетскую типографию в своё время арендовал Новиков и печатал там важные для русской культуры книжки. А если я смотрю на историю западных университетов, то она настолько сильно оказывает влияние на всё, что проникает в художественные книжки, например, в качестве таких узловых моментов, то есть кажется, что некоторые писатели вообще не видят своей вот этой исторической линии, исторической модели, которую они воплощают в своих текстах, помимо университетов. То есть, например, совершенно естественно, что университет появляется выдуманный, конечно, у, например, Лавкрафта в его книгах, потому что ну, как вообще можно осмыслять неведомое, пытаться осмыслять неведомое, если у тебя нет для этого университета специального, со специальной библиотекой? И также, например, в космической саге Азимова про Foundation, про Основание, про Фонд тоже обязательно есть вот этот гениальный учёный Гэри Селдон, который придумывает психоисторию, но он не может её придумать, существуя в единственном числе, помимо среды, и ему нужно попасть в университеты, прежде всего, в университетскую библиотеку. Кажется, что такой мифологии в связи с императорскими университетами в России не сформировалась. Или, может быть, я не прав? Как у вас впечатления?

[00:32:23.160] — Андрей Тесля

Я не очень уверен. Я специально не думал об этом вопросе. У нас разговор в режиме импровизации, поэтому…

[00:33:56.825] — Борис Орехов

Как на подкастах и бывает, да.

[00:33:57.300] — Андрей Тесля

Да, я не уверен, можно ли говорить о мифологии. Скорее, на уровне мифологии я готов согласиться. На первом ходе, очень осторожно, с готовностью забрать своё согласие назад. Но вот просто продолжая даже университетскую типографию. Зачем далеко ходить? Университетскую типографию затем арендует Михаил Никифорович Катков. И все его издания на титульном листе несут как раз: «Отпечатано в университетской типографии, арендованной Михаилом Никифоровичем Катковым», контора на Страстном бульваре, где, да, и он же арендатор «Московских ведомостей», а «Московские ведомости» – это газета Московского университета. Причем в случае с Катковым он сначала выступает редактором университетской именно газеты, что примечательно. Я напомню, что после того, как при Николае фактически закрываются философские кафедры, Михаил Никифорович Катков как раз профессиональный философ, антиковед. Михаил Никифорович Катков лишается своей профессорской должности, ну а поскольку выгонять на мороз сотрудника не положено, то ему и предлагают, собственно, заняться редактурой газеты. Ну и спустя пять лет Михаил Никифорович вернется к этому делу теперь уже в качестве арендатора этих самых московских ведомостей, ну и дальше будет большая история с «Московскими ведомостями», и, кстати говоря, его сотрудник, его, простите, я неправильно сказал, конечно, не сотрудник, а коллега, равноправный, можно сказать, партнер во многом, такое лицо «Русского вестника» Леонтьев, другой выдающийся антиковед, который сохранит свою кафедру в Московском университете в николаевские времена именно за счет того, что он был филологом. Вот он будет заниматься «Русским вестником» и в те времена, когда уже такая непосредственная вовлеченность в это журнальное дело Каткова уйдет. И, кстати говоря, сама связанность, например, Каткова с Московским университетом будет источником в том числе больших пертурбаций для Московского университета, скандалов 60-х годов, в том числе громкого выхода в отставку, например, Бориса Николаевича Чичерина, связанного с голосованием, задействованием. Но это все детали, хотя, мне кажется, далеко не малозначительные, потому что вот эта сторона, в том числе университетской истории и всевозможных изданий, связанных с университетом, и в том числе университетских людей, которые одновременно выступают издателями и редакторами газет. Можно вспомнить случай другого очень известного университетского профессора и в особенности его сына. Это династия Шульгиных, которые издают знаменитую газету «Киевлянин». Это, собственно, во многом университетская история, как раз когда отец Шульгина всем этим займётся, ну и затем история, которая длится вот до русской революции. И это не будет каким-то особым случаем. Аналогичные истории можно вспомнить из истории Новороссийского университета в Одессе, можно вспомнить варшавскую историю, казанские аналогичные истории. Но здесь я бы всё-таки взял более широкий контекст, потому что если просто пробежаться по верхам хотя бы русской литературы, то без университета, университетского образа русскую прозу 40-х—80-х годов XIX века трудно себе представить. Это не просто образы студентов, которые там существуют, это постоянно присутствующая университетская среда. Можно вспомнить многообразные… постоянно присутствующий университет на разных уровнях практически во всех больших повествованиях Ивана Сергеевича Тургенева. Тут мы возвращаемся уже к мифологии. Этот большой образ университета, который висит за «Дворянским гнездом», за «Отцами и детьми», «Рудиным», разумеется. Это не университет, о котором рассказывают, но это все люди, так или иначе, связанные с университетом. Университет как подкладка. С другой стороны, это Гончаров. Во всей трилогии на О университет там присутствует зримо, явственно. Можно вспомнить писателей второго ряда. Во многом университетский цикл будет присутствовать во всей вот этой большой беллетристике о русской интеллигенции, от этого никуда не уйти. У какого-нибудь Боборыкина, с одной стороны, а с другой стороны, у сменившего его фактически летописца русской интеллигенции, у Вересаева. Поэтому я… Да, и более того, я бы сказал, что как раз… Да, возвратно, я бы сказал, что да, мифология университета есть. Более того, кризис и утрата университета сильно видна в начале 20-х годов, как в эмигрантике, так и в чувствующих вот этот разлом гражданской войны, затем, соответственно, коммунизация университетов, происходящие разнообразно, вот эти приходы-уходы, то, что происходит в 20-е годы. И затем разнообразные описания университетов, университетского пространства, вот эти образы старых профессоров старого университета, людей прошлого, которые будут во всякой беллетристике 50-60-х годов существовать.

[00:38:23.114] — Борис Орехов

Кажется, они очень похожи на образы врачей. У меня такое впечатление, что врачи и профессора — это примерно один образ, на самом деле. Немножко подкрашенный в каждом случае своим оттенком.

[00:38:33.150] — Андрей Тесля

И это же долетит до очень позднего. Я совершенно забыл, а вот сейчас по ходу разговора вспомнил. Это же уже излёт 70-х, где одна из последних фигур, причём по хронологии получается, что это не старый профессор, в смысле профессор дореволюционный, а это профессор уже советских времён, но тот, у кого есть, видимо, студенческий бэкграунд или какой-то на уровне подготовки к профессорскому званию дореволюционного университета, это в знаменитой повести Грековой «Кафедра». А повесть – это уже конец 70-х годов. Более того, там же ведь выстраивается очень интересная вещь, что делает Грекова, просто выстраивая мифологию университета. Это в том числе и связанность через фигуру вот этого старого профессора, который умирает в первой части повести. С ним оказываются связаны так или иначе все фигуры, которые действуют здесь и сейчас, вот в этом актуальном пространстве уже поздней брежневской эпохи практически. Или другой пример мифологии университета, я не могу не вспомнить в рамках этого разговора, это Юрий Домбровский, «Факультет ненужных вещей». От самого заглавия, понятно, что повесть во многом о другом. Простите, я не уверен, кстати, повесть или роман в жанровой принадлежности, как ее определял сам Домбровский. По-моему, все-таки роман.

[00:39:57.132] — Борис Орехов

Там границы очень подвижны в русской литературе.

[00:40:01.331] — Андрей Тесля

Да-да-да. Но именно потому что они подвижны, то авторы, как правило, еще и активно рефлексируют по этому поводу, индивидуально определяя. Вот, соответственно, там же университет существует. Поэтому вот тот юридический факультет, что важно для Домбровского, это же именно факультет ненужных вещей. Это не какой-нибудь юридический институт в системе Министерства внутренних дел. Какой-нибудь ВЮЗИ там вполне органичен. Домбровский не сомневается. Факультет ненужных вещей, конечно, это старые правоведы.

[00:40:38.170] — Борис Орехов

Ну, кажется, там еще есть идея, что если это факультет, то это значит, что мы имеем некоторую перспективу на будущее, что это не статичный слепок именно конкретного момента, а что так и будет в будущем несколько поколений вперед. Видимо, такая идея там тоже присутствует. Ну, хорошо, значит, все-таки университетская среда тоже как-то присутствует в интеллектуальном поле, не только инфраструктура университета с ее типографиями и прочим таким (а в западном случае это библиотеки) но и сама университетская среда и университетские люди тоже как-то являются фактором, вот я бы сказал так фактором смысла образования.

[00:41:23.621] — Андрей Тесля

Я бы сказал, что это интересно в русском случае. В русском случае как раз университетская библиотека отнюдь не является центральным пунктом. Возможно, это связано с тем, что два главных места формирования образов университета в России – это Москва и Петербург. А если брать литературу, особенно второй половины XIX, первые десятилетия XX века, это все-таки в библиотечном смысле и будут другие пространства. Это будет Публичка, это будет Румянцевский музей. Поэтому здесь вот в русской культуре, тоже интересный сюжет, но в русской культуре главная библиотека, библиотечный пространство, куда отправляется студент, особенно тот, для которого это все насыщено и значимо, это не университетская библиотека.

[00:42:14.520] — Борис Орехов

При том, что кажется, что до какого-то момента именно студентов вообще в библиотеки не пускали. Может быть, до какого-то курса, а может быть, ограничения были связаны с возрастом человека, который может записаться в библиотеку. Так что библиотеки были более закрытыми пространствами, чем университеты.

[00:42:33.830] — Андрей Тесля

Библиотеки в русской культуре характерно, они достаточно автономны, и они порождают, если уж пользоваться языком мифологии, опять же, я не уверен, насколько это корректно, но просто продолжая пока вербально, библиотеки в России порождают явно просто свою отдельную линию. Она очень автономна от университетской.

[00:42:57.730] — Борис Орехов

Да, это правда. И самое мифологизированное место в Москве – это метро, и в метро есть отдельно станция библиотеки имени Ленина и станция университета. Кстати, мне всегда было обидно, что библиотека имени Ленина, но не университет имени Ломоносова. Почему же так решила администрация метро, не совсем ясно.

[00:43:22.209] — Андрей Тесля

Она решила, что библиотека требует уточнения, а университет ровно один.

На главную

Университеты: БФУ 

Об авторе подкаста